Адам мицкевич гражина читать онлайн на русском

Dating > Адам мицкевич гражина читать онлайн на русском

Download links: → Адам мицкевич гражина читать онлайн на русском → Адам мицкевич гражина читать онлайн на русском

Осенью 1840 года прибыл он в Париж и, промедлив около двух месяцев, которые употребил на приготовления к курсу, в декабре начал свои лекции. А кто, скажи мне, наши имена В грядущие припомнит времена? Твой гений наградят наградой несравнимой То юноши восторг, то нежный взгляд любимой.

Слышал он только голос князя, суровый и непреклонный. Через двор, через город летел он стрелою, Черный плащ трепетал у него за спиною… Стихло все. Прозрачен воздух, ясен небосклон, И тот обман отраден взору. Пришла бы снова Хаоса мрачная пора. Почти до конца догоревший огарок Мерцает в подсвечнике медном, На миг огонек раздувается, ярок, И меркнет миганием бледным. Рымвид поведал княгине о свалившейся на них беде.

Опасаясь последствий этой находки, Янковский вздумал объяснить происхождение найденных стихов посторонним влиянием и раскрыл существование общества, членом которого он состоял. Если вы обладаете авторским правом на какую либо информацию, размещенную на сайте и не согласны с её общедоступностью в будущем, то мы согласны рассмотреть предложения по удалению определенного материала, а также обсудить предложения о договоренностях, разрешающих использовать данный контент.

Стихотворения и поэмы - Уроки мало занимали его, а разлука с друзьями и невозможность даже видеть любимую женщину угнетающе действовали на его настроение.

Мицкевич Адам Стихотворения и поэмы Адам Мицкевич Стихотворения ПОЭМЫ Вступительная статья, составление и примечания Б. Поэзия Адама Мицкевича СТИХОТВОРЕНИЯ 1817 — 1824 Городская зима. Свяцкого Ода к молодости. Румера БАЛЛАДЫ И РОМАНСЫ Первоцвет. Зенкевича Импровизация для Э. Гелескула В альбом М. Арцимовича В альбом Людвике Мацкевич. Гелескула В альбом С. Колычева СТИХОТВОРЕНИЯ 1825 — 1829 В альбом К. Зенкевича Восток и Север. Брюсова В альбом Целине Ш. Живова Привал в Упите. Живова Колокол и колокольцы. Светлова Блоха и раввин. Полонской Размышления в день отъезда. Эппеля СОНЕТЫ Переводы В. Ни в речи, ни во взоре... Добрый вечер К Д. Данаиды Извинение КРЫМСКИЕ СОНЕТЫ I. Вид гор из степей Козлова. Дорога над пропастью в Чуфут-Кале. Развалины замка в Балаклаве. Где кисть твоя живая?.. Зенкевича На греческую комнату. Живова Незнакомой сестре моей приятельницы. Пушкина Будрыс и его сыновья. Цвелева Лиса и козел. Арго Хорек на выборах. Светлова Exegi munimentum aere perennius... Тарковского Исторические объяснения Дзяды. Левика Объяснения Примечания Б. Стахеева ПОЭЗИЯ АДАМА МИЦКЕВИЧА Лирику и баллады Мицкевича — как и вообще творения всякого большого поэта — читать можно по-разному. Можно восстанавливать по его стихам страницы великой жизни, в которой радостей и светлых лет было меньше, чем горечи и разочарований, жизни, большая часть которой прошла в ссылке и изгнании. Перед нами предстанет величественный образ сына бурного века, человека, напряженно искавшего истину, жаждавшего понять свое время, разочаровывавшегося и заблуждавшегося, в высоких чувствах — любви, дружбе, патриотизме — стремившегося обрести опору, чтобы противостоять гнетущей повседневности, неспособного замкнуться в малый мир личных интересов, жившего общим, переживавшего духовный и творческий подъем в моменты революционных бурь. Можно читать произведения Мицкевича как поэтическую летопись его времени. Они запечатлели трагедию целого поколения польских патриотов, людей, которые, появившись на свет и осознав себя поляками, узнавали вместе с тем, что они подданные чужеземного монарха, что их родина поделена Пруссией, Австрией и царской Россией; которые, будучи детьми, пережили крушение надежд, связанных с наполеоновскими войнами; будучи юношами, начали создавать подпольные организации; в зрелом возрасте пережили конечно, не все восстание 1830 — 1831 годов, разгромленное царизмом, и предпочли подневольной жизни долю скитальца-эмигранта; снова конспирировали, готовые при первой возможности стать в ряды сражающихся не только в Польше, но и в любой стране, где шла война за свободу ; спорили о причинах поражений и путях дальнейшей борьбы; молились о грядущем пробуждении и воскресении народов; вновь испытали горечь разочарования, когда потерпело неудачу Краковское восстание 1846 года, когда деспотизм не удалось свалить революциям 1848 — 1849 годов; сходя в могилу, завещали дело освобождения Польши грядущим поколениям. Новые грани открываются в поэзии Мицкевича, если воспринимать ее в историко-литературном контексте. Предшествующая история польской поэзии исчислялась столетиями, блестящие художники слова творили и в эпоху Возрождения Я. Коханов-ский , и в период барокко, и во времена Просвещения. Но именно Мицкевич выводит ее на мировую арену, доставляет ей международное признание прежде всего — в славянских странах. Поэзии он отводит невиданную до сих пор роль: она должна представлять перед всем миром народ, который лишен политического бытия, быть организатором национального сознания, воспитателем и вождем в борьбе, проповедником философских и мораль-. Увидев в романтизме — с его культом национального, бунтарским пафосом, с его отрицанием старых авторитетов — то направление, которое созвучно стремлениям борющихся поляков, он выступает как основоположник польского революционного романтизма. В его поэзии находят место грандиозные общеромантические проблемы, размышления об отношениях человека и мира, о смысле истории, а трактовка их оказывается во многом специфически национальной, обусловленной судьбами и стремлениями угнетенного и восстающего против деспотизма народа. Историю зарождения, возмужания, совершенствования польского романтизма мы можем прочесть, листая томик стихотворений Мицкевича. А в данном случае, имея дело с русскими переводами и обратив внимание на имена переводчиков, читатель может проследить и за этапами польско-русского литературного сближения, в котором поэзия Мицкевича сыграла выдающуюся роль. Польскую поэзию начал приближать к нашему читателю еще Пушкин. В дальнейшем среди переводчиков были Лермонтов и Михайлов, Майков и Фет, Бунин и Брюсов. С участием ряда выдающихся советских поэтов в наше время переведены все лучшие стихотворные произведения Мицкевича. И конечно, можно Мицкевича — так бывает в большинстве случаев — читать просто, не расшифровывая до конца всех деталей, не прибегая к комментарию, а испытывая радость от общения с великим мастером, ощущая грандиозность и изящество поэтических образов и — насколько это возможно в переводах красоту, мелодичность стиха, находя в волновавших поэта чувствах созвучное современному мироощущению. Мицкевич и так найдет путь к сердцу читателя. Тем не менее напоминание об основных фактах его жизни и творческого пути способно в какой-то степени приблизить поэта к нашему современнику. Из лирики, адресованной узкому дружескому кругу застольные гимны, поздравительные послания и т. Здесь были клас-сицистские приемы высокого стиля обобщающе абстрактные и мифологические образы и т. В те же годы Мицкевич окончивший в 1819 г. Споры о романтизме велись в Польше и несколько ранее: выступление Мицкевича стало поворотным, решающим в этих спорах. Некоторые баллады носили программно-полемический характер. Это давало, по мнению поэта, возможность проникновения в такие сферы, которые недоступны эмпирическому знанию, но открыты народной общности, не испорченной воздействием цивилизации, сохранившей естественные начала и связи. Одновременно у полемики был и более широкий смысл: энтузиазму, порыву в неведомое отдавалось предпочтение перед ограниченно-самодовольной мудростью, осторожной трезвостью, пассивным преклонением перед очевидностью. А как раз в то время в польском обществе намечался конфликт между действенным патриотизмом начали создаваться подпольные организации и национальным оппортунизмом, тенденцией приспособления к. Они имели эстетический аспект: формально правильной красоте, ценимой лишь знатоками, противопоставлялась бесхитростная простота, естественность, идеально воплощенная в народной поэзии. Но Мицкевич искал в фольклоре не только сюжетно-образной свежести использование фольклорных мотивов было избирательным, основанным на переработке, стилизации, контаминации — поэта привлекал в народном художественном мышлении прежде всего нравственный аспект. Фантастический мир баллад, в котором проведена была четкая граница между добром и злом, в котором находили возмездие предательство, неверность, душевная черствость, а за обиженного вступались сверхъестественные силы, — был миром строгих нравственных требований, миром, романтически противопоставленным окружающей действительности. В целом балладный цикл Мицкевича был открытием для польской поэзии. Соприкосновению с народной психологией сопутствовали ломка языковых норм, установленных классицизмом, обогащение литературного языка за счет просторечия, говоров. Новизна в изображении человеческих чувств, раскрытие национального характера и простота художественных средств, их разнообразие, владение и лирической, и героико-патетической, и сатирической интонациями, мастерство пейзажа, живость языка, энергичный, богатый ритмами стих — все это помогло Мицкевичу добиться успеха в стремлении утвердить новое направление польской поэзии. Расцвет лирического дарования Мицкевича приходится на следующий период его творчества, хронологически совпадающий с годами пребывания в России, куда он был выслан в 1824 году, после раскрытия властями филоматско-филаретских организаций, ареста и годичного следствия. Тяжесть ссылки, продлившейся четыре с половиной года, была для поэта в какой-то степени смягчена благожелательным приемом, который оказало ему русское общество, и приобщением к литературной жизни России. Прибыв из Вильно в Петербург, он вскоре знакомится с литераторами-декабристами К. В цикле одесских стихотворений нет и тени подавленности, нет и намека на капитуляцию перед жизненными испытаниями: он изобилует светлыми тонами, характеризуется бурно-радостным восприятием жизни. На лирике Мицкевича лежит печать обретенной внутренней свободы, творческой уверенности. Сентиментально-наивные ноты, налет дидактизма пропадают окончательно. И вместе с тем поэт полностью сохраняет темперамент борца. Тот факт, что ссылка не ослабила творческой энергии Мицкевича, что талант его засверкал новыми гранями, окреп и возмужал, дал себя знать прежде всего в области интимной лирики. Внутренний мир лирического героя, богатство его натуры, сила развивающегося чувства передавались автором одесских стихов и любовных сонетов во множестве фаз и оттенков, в смене психологических состояний, в показе искренних движений души. Нередки зато в этих стихотворениях случаи, когда в лирический мир в изобилии вторгаются реалии окружающей среды, приметы житейской обыденности, иронически воспринимаемой поэтом-романтиком. Неповторимая жизнерадостность и изящество одесских стихотворений находят выражение и в их отточенно-завершенной форме, в пластичности образов и редкой музыкальности характерно, что многое из этого цикла — даже в переводах — было использовано в русском романсе. В конце 1825 года Мицкевичу удается получить назначение в Москву. Здесь, а затем в Петербурге, куда переехал поэт под конец ссылки, укрепляются его связи с русскими литераторами. Здесь происходит его знакомство с Пушкиным — и отношения двух поэтов характеризуются взаимным дружеским уважением. Увлечение Востоком было характерно для романтизма, открывавшего и подчеркивавшего множественность цивилизаций и жизненных укладов, искавшего поэтический контраст окружающей действительности и за пределами Европы. Ориентализм этот зачастую был книжным, основанным на знакомстве с произведениями поэзии восточных народов. И вместе с тем сказался ориентализм литературный — в стиле, в образной ткани. В облике героя сонетов неизменно берет верх жажда активного вмешательства в жизнь, упоения борьбой, и она противопоставляется настроению пассивного созерцания, мысли о смирении и ничтожестве человека перед лицом величественной природы и памятников прошлых веков. В лирике Мицкевича 1825 — 1829 годов дает себя, по-видимому, знать убеждение в необходимости установить определенные границы романтической фантазии и экзальтации, в необходимости более тесного сближения с жизненной реальностью. Но появляются и стихотворения с большим количеством примет действительности, нежели в ранней лирике. По-видимому, не случайно именно эти баллады привлекли внимание Пушкина и были им переведены. Новый поворот в творчестве Мицкевича происходит после трагического потрясения, вызванного восстанием 1830 — 1831 годов и его неудачей. Весть о восстании застает поэта в Италии в 1829 г. Борьбу за свободу своего народа он ведет прежде всего пером. Но и в стихотворениях 30 — 40-х годов звучат новые мотивы, и в них Мицкевич становится певцом героизма и обличителем насилия, пророком и вождем. Лирика последнего периода поэтической деятельности Мицкевича носит по преимуществу трагический характер. Все чаще звучат в поздней лирике Мицкевича после восстания он навсегда остается в эмиграции и почти все эти годы живет в Париже печальные мотивы страннической тоски, жалобы на одиночество и разлуку с родиной. Сказываются на его творчестве и религиозно-мистические искания, увлекшие поэта уже в начале 30-х годов и целиком поглотившие с 1841 года, после встречи с Анджеем Товянским, основавшим мистическую секту. В лирике эти искания дают ряд очень интересных и своеобразных стихотворений, замечательных напряженностью и смятенностью мировоззренческого поиска, чаянием духовной опоры. Талант его отнюдь не слабеет: об этом свидетельствуют хотя бы лирические миниатюры, созданные в 1839 — 1840 годах в Лозанне где поэт был тогда профессором римской литературы и замечательные светлою грустью, классической прозрачностью, мужественным приятием жизненной доли и глубиной поэтической рефлексии. Но все меньше сил оставляют для поэзии и увлечение мистицизмом, и личные обстоятельства, заботы о многочисленной семье. К тому же Мицкевич приходит к убеждению, что важнее всего дело, деятельность практическая, что она есть истинная поэзия. И смерть застала Мицкевича это произошло 26 ноября 1855 г. Стахеев СТИХОТВОРЕНИЯ 1817 — 1824 ГОРОДСКАЯ ЗИМА Прошли дожди весны, удушье лета, И осени окончился потоп, И мостовой, в холодный плащ одетой, Не режет сталь блестящих фризских стоп. Держала осень в заточенье дома. На вольный воздух выйдем, на мороз! Кареты лондонской не слышно грома, И не раздавит нас металл колес... Приветствуй горожан, пора благая! И неманцев и ляхов одарят, Сердца их для надежды раскрывая, Улыбки тысяч фавнов и дриад. Все радует, бодрит и восхищает! Пью воздуха холодную струю, Которая дыханье очищает, Или на хлопья снежные смотрю. Одна снежинка плавает в стихии, Другая — та, что тяжелей, — легла. А эти улетят в поля сухие. Но кто в селе глядит, как заключенный, На лысый холм, на одичавший дол И на деревья рощи обнаженной, Ветвям которых снегопад тяжел, Тот, опечален небом, ставшим серым, Бросает край уныния и льда И, променяв на Плутоса Цереру, В карете с золотом летит сюда. Пред ним — гостеприимные ворота. Дом краской и резьбою веселит. Он забывает сельские заботы В кругу очаровательных харит. В селе, едва редеет мгла ночная, Церера сразу встать неволит нас. Здесь — солнце жжет, зенита достигая, А я лежу, не размыкая глаз. Потом в нанкине, наскоро надетом, Я, модной молодежи круг созвав, Болтаю с ними, — и за туалетом Проходит утро, полное забав. Один в трюмо себя обозревает, Бальзам на кудри золотые льет; Другой стамбульский горький дым вдыхает Или настой травы китайской пьет. Но вот уже двенадцать бьет! Скорее На улицу — и я уже в санях. И росомаха или соболь, грея, Игольчатые на моих плечах. Я в зал вхожу, где, восхищая взоры, Стол пиршества для избранных накрыт. Напитков вкусных,здесь полны фарфоры, И яства разжигают аппетит. Коньяк и пунши в хрустале граненом, Столетний зной венгерского вина; Мускат по вкусу дамам восхищенным: Он веселит, однако мысль — ясна. Блестят глаза, а чаши вновь налиты... Остроты, шутки, пылкие слова... Не у одной из дам горят ланиты, В огне от нежных взглядов голова. Но вот и солнце никнет. Сумрак синий Таит благодеяния зимы. Сигнал разъезда дали нам богини. Тот, кто слепому счастью доверяет, Вступает, фараон, в твою страну Или искусно кием управляет Слонов точеных гонит по сукну. Когда же ночь раздвинет мрак тяжелый И в окнах вспыхнет множество огней, Кончает молодежь свой день веселый, Шлифуя снег полозьями саней. Ты помнишь этот сад, аллей живые своды, И речку, и покой ее прозрачных вод, И нег ночных приют — обвитый хмелем грот, Где проникали к нам лишь голоса природы. А месяц озарял то груди белизну, То золотых волос роскошную волну, И ты божественным влекла очарованьем. В подобные часы восторгам нет конца, Уста встречаются, блаженство пьют сердца, И вздоху вторит вздох, признания — признаньям. Ты, кормчий, встань к рулю, пускай шумит ветрило, Режь соль седых валов рукой неутомимой. Простерся океан вдали необозримый. Пусть не страшит тебя ни дальняя дорога, Ни хрупкая ладья, ни то, что нас немного. Подумай, ведь Язон, когда отплыл впервые, Доверясь прихотям обманчивой стихии, Корабль имел простой и сердце не из стали, Ведь ад и небеса герою угрожали, Но, цель высокую поставив пред собою, Он все преодолел, добыл руно златое. Нам тоже ведомы высокие дерзанья, Должны воздвигнуть мы на новом месте зданье, И, если подвиги не меньшие нас манят, Пусть аргонавтов нам живой пример предстанет. Они, из отчих гнезд впервые вылетая, Предприняли поход, опасностью играя.